14 (26) мая 1896 г. состоялась коронация Николая Второго и Александры Фёдоровны. Широко известно, что церемония была запечатлена на кинопленку французом Камиллом Сёрфом. Но история сохранила для нас еще один французский взгляд на события, который стал известен благодаря статье Д. Н. Желудковой «ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ПАРИЖА В МОСКВУ НА КОРОНАЦИОННЫЕ ТОРЖЕСТВА 1896 г. Частные путевые заметки», опубликованной в сборнике статей XXII Царскосельской научной конференции «Россия – Франция. Alliance культур».
Коронация русская. Взгляд французский
Коронационные торжества – важнейшее событие в жизни империи, неизменно притягивающее большое количество людей: начиная cо знатных особ, которые должны были присутствовать на церемонии, заканчивая крестьянами, пешим ходом направлявшихся в Москву. И, конечно, традиционно присутствовали представители иностранного дипломатического корпуса, что придавало коронации особую торжественность и подтверждало принятие другими государствами нового монарха как легитимного правителя. Наряду с официальными визитами, торжества посещают и частные путешественники, которые приурочивали поездку в Россию к важному и зрелищному событию. В зависимости от их социального положения и титула, они имели возможность присутствовать на различных мероприятиях, организованных по случаю коронации...
В 1896 году атташе при французском министерстве финансов Жорж де Реси в сопровождении своего компаньона по имени Жорж предпринимает вояж, для того чтобы присутствовать, как частное лицо, на коронационных торжествах по случаю венчания на царство Николая II и Александры Федоровны. Сохранился его личный путевой дневник, в котором француз описывает все, что вызвало его интерес: музеи и архитектуру, людей, которых он встретил, курьезные ситуации, русскую кухню и прочие детали…
Начнем повествование с прибытия в Петербург. С первого взгляда путешественники проникаются грандиозностью и простором города, который достоин быть столицей «столь неизмеримой Империи», но, вместе с тем, они отмечают, что красноватый и грязно-белый цвет дворцов и зданий скрадывает немного то ощущение величия, что создалось у них в начале.
Другая бытовая подробность, которая бросается в глаза автору, это петербургские дрожки и их кучера. Он даже делает зарисовки фигуры кучера и описывает картину следующим образом: «Дрожки запряжены маленькими финскими лошадьми, которые плохо ухожены и еле держатся в свисающей конской сбруе. Кучера правят бесноватыми животными, держа вожжи вытянутыми руками и кистями, сидя в маленькой одноместной коробочке со слегка выступающими бортами, что не производит впечатления стабильности и безопасности, несмотря на то, что прорезиненные рессоры, казалось бы, призваны амортизировать тряску в повозке, но улицы вымощены булыжниками, выложенными в полном беспорядке». С юмором Жорж описывает и кучеров: «Восседая на своем крошечном сиденье, он вываливается за все края своими обширными панталонами. Похоже, что те, кого природа не наградила исключительно пышными формами, непременно выполняют свой урок, используя что-то вроде перины, дабы походить на перевязанный шар и следовать этой заимствованной моде». В действительности, Жоржу это напомнило обычай, заимствованный из старой Франции XVIII в., – тучность извозчика свидетельствовала о щедрости и соответственно о богатстве его хозяина. «Этот ритуальный костюм венчается низкой шляпой с загнутыми полями, – продолжает он, – и тюрбаном павлиний глаз, из-под которого длинные и сальные волосы ниспадают на спину Автомедонта. Эта незыблемая мода, касающаяся фиктивных округлостей, проявляется тем сильнее, чем важнее персона у которой служит кучер, или чем важнее она хочет казаться».
Несколько дней, проведенных в Санкт-Петербурге, позволяют путешественникам посетить величественные Исаакиевский и Казанский соборы, и осмотреть в последнем трофеи войны 1812 г., «несмотря на то, что для француза тяжело находиться перед этими флагами Великой Армии, и даже перед жезлом маршала Даву <…> Похоже, что здесь витает дух скрытого сожаления. Против воли мы думаем о сумасшедшей спесивости великого капитана, которая и стала причиной его поражения, и мы не осмеливаемся слишком сердиться на народ, который, взяв суровый климат себе в помощь, защищал свои дома». Эта ремарка интересна вдвойне, поскольку одновременно выказывает неподдельную симпатию по отношению к русскому народу, и является курьезным свидетельством непоколебимой уверенности французов в том, что война 1812 г. разворачивалась между французами и русским холодом, которому они в конце концов проиграли.
Кроме этого, наши французы посетили Петропавловскую крепость, где одновременно восхищались и содрогались от «страшной репутации» бывшей тюрьмы.
Благодаря знакомству с генералом Рудановским, которое произошло в поезде по пути в столицу Российской Империи, Жоржу удается получить приватные приглашения в Эрмитаж, которые позволили ему в одиночестве гулять по залам музея в то время, когда он закрыт для посещения. В течении двух дней он обходит коллекции императорского музея и записывает свои комментарии о художниках и полотнах, которые видел. Знакомство с директором Александровской академии позволяет путешественникам посетить и академию как почетные гости. Для них организуется смотр, оканчивающийся концертом в их честь, а на память де Реси получает акварель работы С. Жуковского. Следует отметить, что такая же акварель была подарена несколькими днями ранее Николаю II в честь его визита в Александровский кадетский корпус. Одним словом, программа пребывания французского гостя в северной столице не сильно отличалась от той, которой будут следовать иностранные туристы годы спустя. С ноткой печали де Раси покидает Санкт-Петербург, сожалея особенно о своем исключительном новом знакомстве с В. Рудановским, который помог ему не потеряться в незнакомом городе, и направляется в Москву, которая встречает путешественников ненастной погодой.
Первым делом де Реси отмечает восточный характер города, по сравнению с довольно «европейской» архитектурой Санкт-Петербурга. Несмотря на непогоду, путешественники направляются в Петровский парк, «местный Булонский лес, роскошно устроенный с шикарными ресторанами». После обеда на краю парка он замечает группу босых крестьян, которые привлекают его внимание. Де Реси делает фотографию и зарисовку женщины из этой толпы: «Я сфотографировал также группу крестьян в лохмотьях, идущих из далекого уголка Империи на празднества по случаю коронации и направляющихся к роковому Ходынском полю, которое в следующую субботу превратится в поле резни».
Другая московская достопримечательность, которую никакой гость города не может обойти, – это собор Василия Блаженного. Однако латинскому взгляду оказывается трудно оценить самобытность русского зодчества. Обилие цветов и объемов напоминает французу скорее «курортное казино», чем церковь. То же замечание он делает по поводу праздничных коронационных шествий и предполагает, что это проявление византийской традиции, которая в глазах европейца выглядит не иначе как «странной».
14 мая 1896 г. – день коронации, отмечен великолепной солнечной погодой.
Торжественное шествие открывает вдовствующая императрица Мария Федоровна. Вместе со свитой она спускается по лестнице, расположенной напротив дипломатической трибуны. В сопровождении фрейлин она проходит в сторону Успенского собора под оживленные крики толпы, «которые свидетельствуют о любви, которую питает к ней русский народ». Император и его супруга не заставляют себя ждать. В мундире Преображенского полка император также спускается по лестнице. Императрица в белом платье, шитом серебром – «совершенно восхитительна». Шествуют также митрополит Палладий и митрополит Московский и Киевский в сопровождении множества «восточных» прелатов, «эта масса в шитых золотом одеждах с головы до пят, в головных уборах луковичной формы с крупными драгоценными камнями, воскрешает в представлении, как мне видится, вавилонскую роскошь, такой, какой мы ее воображаем, под крылом великого монарха, который правил судьбами своей великой Империи».
На церемонию, проходившую в Успенском соборе, был допущен только самый узкий круг людей, включавший в себя знать и высокопоставленных светских и религиозных лиц, а также журналистов, художников и фотографов. В 9:30 утра начинается служба, и Жоржу не остается ничего другого как смешаться с толпой иностранных представителей и позавтракать чаем и сандвичами, которые были предложены гостям. «Температура идеальная. На небе ни облачка, легкий бриз смягчает ранние лучи весеннего солнца. Это поистине «королевская погода», как говорят англичане».
По окончании церемонии вдовствующая императрица Мария Федоровна с теми же почестями направляется к Красному крыльцу. Де Реси обращает внимание на жест особой нежности, которую выразил император по отношению к своей матери во время церемонии. Жорж отмечает, что это поведение граничит с нарушением протокола, но вызвано желанием разделить столь важный момент венчания на царство со своей любимой матерью.
Триумфальное шествие завершает церемонию, императорская пара совершает обход собора и, в заключении, кортеж проезжает мимо трибун. Николай II со скипетром и державой, с императорской короной на голове, в горностаевой мантии «далек от величественности своего усопшего отца, – отмечает путешественник, – и невольно эта мысль приходит многим, что бремя этой огромной Империи кажется слишком тяжелым для его плеч». По окончании официальной части церемонии какофония звонящих повсюду колоколов, пушечных выстрелов, фееричных возгласов, играющего оркестра и поющей толпы создает совершенно незабываемое впечатление, про которое де Реси пишет: «Это воспоминание останется на всю жизнь в моей памяти, никогда я не смогу забыть то чувство сопричастности и энтузиазма, которое вознеслось во мне в этот момент».
На этом повествование нашего путешественника заканчивается…
Материал подготовлен по статье: Д. Н. Желудкова «ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ПАРИЖА В МОСКВУ НА КОРОНАЦИОННЫЕ ТОРЖЕСТВА 1896 г. Частные путевые заметки» // Россия – Франция. Alliance культур. Материалы XXII Царскосельской научной конференции